просмотр и копирование возможны, незаконное использование - НЕт.
(В. Е. Куделин) |
просмотр и копирование возможны, незаконное использование - НЕт.
(В. Е. Куделин) |
сентябрь 1994 года
Опять я возвращаюсь в эту плоть
Издалека, из холода - и в пекло.
Опять я возвращаюсь в эту плоть,
Ведь страсть неудержима человеком.
И окунувшись в водопад твоих волос,
Глаза мои раскрасит зелень луга.
А в подсознании опять всплывёт вопрос:
Как же мы раньше жили друг без друга?
Как же мы раньше жили не любя,
Не упиваясь радостью сближений,
И в этом мире, потеряв себя,
Не уходили в мир прикосновений.
Опять я возвращаюсь в эту плоть,
Словно на Родину, влекомый ностальгией.
Опять я возвращаюсь в эту плоть
Богоподобным маленьким мессией.
И разделив с тобой свой пыл огня,
Свой холод ночи и полёт таланта…
КАК ЖЕ мы раньше жили не любя,
Души и тела два безумных арестанта?!
Страдали, получив удар судьбы.
Томились от отсутствия желанья.
И заказав по юности гробы,
Уйти хотели в разочарованье.
Опять я возвращаюсь в эту плоть,
Как корабли домой, спасённые от бури.
Во мне шторма разлуки побороть
Опять поможет гавань поцелуев.
И вновь взлетев над миром суеты,
Убив друг друга конвульсивной лаской…
Как же меня не знала раньше ты,
А я любви порывы принимал с опаской?!
Изведав вкус запретного плода
Не станешь Евой, как не стану я Адамом.
Когда мы вместе, то почти всегда
Вновь покидаем грех земли обетованной.
И нам не нужен ни Эдем, ни Ад.
И не к чему лепить из ближнего кумира.
Нам нужно малость – лишь одно уменье ждать,
Чтоб в плоть твою я возвратился с миром.
октябрь 1994 года
К тебе приходят ангелы с небес,
С собою чтобы в пекло увести.
Но вновь в твоей постели новый бес
Смеётся диким воплем Сатаны.
Неугомонная и первая Лилит
Подобью божьему не уподобилась, нет-нет.
В глазах твоих Луна огнём горит,
А на губах пугливо корчится рассвет.
Ты, изменив Создателю, ушла
Туда, где было весело тебе,
На берега кровавого вина.
Седин добавив на Господней голове.
Смеялась, получив приказ остыть,
И раздвигала ноги посильней.
Жить и любить, пить и
опять любить.
Пусть даже так, пусть даже шлюхой у чертей.
И в тех краях, где правит Сатана,
Ты даже демонов сумела совратить.
Всевышний говорил, что плоть глупа.
А ты ему пыталась возразить.
Познав себя и страсти новый мир,
Вперёд всех женщин обрекла на грех.
Но дал приказ Вселенский Командир
Своей ошибки прекратить успех.
Тебя связали ангелы любви,
Сожгли, её во имя, на костре.
Развеян прах. Но изничтожить не смогли,
То, что когда-то ты нашла в себе.
Потом же были Ева и Адам,
Послушные, смиренные, но всё же
И в ней ты просыпалась по ночам,
Доставить удовольствие на ложе.
И всякий раз ты оживала вновь,
И каждый раз спускались ангелы с небес.
Из плоти в плоть идти дарить любовь.
И всякий раз мужчина словно бес.
А искры от ещё того костра
Не хуже стрел Амура бьют в умы.
Познав блаженство, слышит не одна,
Как ты смеёшься плачем Сатаны.
октябрь 1994 года
Уж снег пошёл,
а так недавно
Весенним радовались дням,
Траве пробившейся,
ветвям,
Младой листвой озеленённых.
А также радостным вестям,
Что приходили по ночам
Нам –
Двум котам влюблённым,
Весною пьяных и взведённых
Полётом к звёздным небесам.
Да, это было так недавно.
Уж нет тепла,
а мы мечтали:
Подобно птицам в небесах
Вздыматься в высоту,
а страх
Перебороть в себе старались.
Лететь в открывшихся мирах,
Забыв о четырёх стенах.
Но крах…
И мы в стенах остались.
Расставшись, всё же не расстались.
При редких встречах и во снах
Опять летаем, как летали.
4 декабря 1994 года
Я чувствую грозу…
Нет, не из поднебесья.
А ту, в которой власть и сила лести
И двести или больше новых слов
Про новую счастливую любовь,
С конечной целью – опрокинуть и залезть бы
На символ моих песен, грёз и снов.
Ту, с кем прозвали нас жених с невестой.
На ту, кому я жизнь отдать готов.
Я чувствую дожди…
Нет, не из чёрной тучи.
А те, где нет зонта на всякий случай.
Из тучи слёз души моей больной.
И капельки сейчас уж по одной
Вгоняют в дрожь, ночами сердце мучат,
Мучительными мыслями о той,
Которая прекрасней всех и лучше,
Как божество любви моей святой.
Я чувствую обман,
А может, лишь ревную.
Молясь за то, что боль меня минует.
Ещё за то, что это только так.
Осознаю, порою как дурак
Без нежных рук и глаз себя веду я,
Устав глазеть на принятый бардак.
Никто, никто её пусть не целует
И не уводит за руку во мрак.
Ей трудно быть в разлуке одинокой.
Так, как и я, почувствует вдали
Не отгоняемый прилив тоски глубокой,
А с ней грозу и странные дожди.
март 1993 года
Надо мной клубится сизый дым.
Сейчас напиться бы
И быть слепым.
И упасть-прилечь, не больно,
На свою кровать,
Чтоб с другим тебя не видеть
И не вспоминать.
У меня осталось фото.
Я его порву,
Чтоб не видеть эти губы
В серо-пепельном дыму.
И забыть о всём что было,
И совсем о всём,
В этих стенах, в нашем мире,
Под этим потолком.
Я хочу забыть тебя давно.
И с ума мне не скатиться
Помогает лишь вино.
А тебе плевать на это,
Ты сейчас с другим.
С ним вдвоём в одной кровати,
У меня лишь дым.
Ты меня считала славным.
Где же эти дни?
Где те вечера и ночи,
Когда были мы одни.
Всё осталось в милом прошлом-
Будущего нет!
Никогда не быть нам больше
Вместе тет-а-тет.
Надо мной клубится сизый дым.
Сейчас убиться бы,
Но быть живым.
И воскреснуть для победы
Над самим собой.
Без тебя я буду счастлив
Так же, как с тобой!
февраль 1993 года
Я хотел бы тебя видеть
Каждый божий день.
Голос твой приятный слышать.
Позабыв про лень,
Я готов идти с тобою
Как близко, так и вдаль,
В непогоду и погоду,
Прочь прогнав печаль.
Но печально расставаться,
Всё же, в час ночной.
Я хотел бы просыпаться
Рядышком с тобой.
Ощущать твоё дыханье
И касанье рук…
Но реальность – не желанья.
Только сердца стук
Бьётся в ритмах рок-н-ролла.
Скоро я уйду.
Пронесу сквозь снег и холод:
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Пусть беснуются морозы,
Им откуда знать.
Мненья, толки и угрозы –
Тоже наплевать.
Я хочу с тобой быть рядом
В мире наших грёз:
Там, где вкус твоей помады;
Там, где нету слёз;
Там, где мы одни на свете,
И вообще одни;
Там, где ты услышишь эти
Для тебя стихи.
На волнах любви и страсти,
Прочь уплыв от всех,
Я с тобой хочу быть счастлив.
Рядят пусть, что грех.
Пусть всё будет так, как будет.
Мы вверились судьбе.
А осудят – пусть осудят.
Мы верны себе.
В наших чувствах – наша сила.
Пусть любовь – болезнь.
Я хотел бы, чтобы было
Хотя бы так, как есть.
14 фефраля 1994 года
В День Святого Валентина
я совсем один,
В папиросных кольцах дыма,
средь стенных картин.
Одному, какой же праздник? –
Так, простой денёк,
Серый, скучный, безобразный,
и грусть взвела курок.
В одиночестве, скучая,
я пишу стихи.
При свечах, за чашкой чая,
от тебя вдали.
В день влюблённых и желанных
жду прихода сна.
Без тебя мне плохо,… радость,
без тебя тоска.
Я один, со мной лишь мысли,
песни и тетрадь.
Очень жаль, с тобой не вышло
вечер скоротать.
Но в душе мы снова вместе,
за столом вдвоём,
Пьём вино за наше счастье,
смеёмся, а потом…
Ночь спустилась лунным светом
в комнату мою.
Не услышу я ответа
на моё «люблю».
Спать пора, я лягу с грустью
в холодную постель.
Будет одиноким утро,
но ещё есть день.
Завтра будет день и вечер,
и снова будет ночь,
Она мою тоску излечит,
она должна помочь.
Пусть в День Святого Валентина
её испортим сном.
Но завтра, в этих кольцах дыма,
Точная дата неизвестна (Период 1993-1994)
Скажи мне, я когда-нибудь увижу
В твоих глазах хоть что-нибудь ко мне.
Нет-нет, я на любовь не претендую.
Я был бы рад обычной теплоте.
Но взгляд холодный, голос твой колючий.
А сердце – что? – лишь трепетная ткань.
И я хотел бы спеть «бесса ме мучо» -
Боюсь услышать звонкое «отстань».
Синь вод глубоких и небес бездонных
В твоих глазах, зовущих за собой.
Но мой удел, наверно, безысходность.
И за тобой с тобой пойдёт другой.
Но путь не долог, лишь к крыльцу парадной.
Он глупый, он не понял – кто есть ты.
Подумав, что красивый, самый славный.
Но разобьёшь ты все его мечты.
Твоя звезда зажглась на небосклоне,
Но излучает свет, а не тепло.
И много славных малых
за тобой в погоне
Друг другу посчитали не одно ребро.
Вспотеют руки в предвкушенье плоти…
А я хотел, смотреть в твои глаза.
Кем послана на Землю, что ты хочешь?
Быть может, просто я схожу с ума.
Я так хочу в глазах увидеть солнце.
Увижу ль я его когда-нибудь?
Влюблён. Один из многих. Это точно.
Ведь я к твоей парадной помню путь.
январь 1995 года
Прижми меня сильней к себе
и в миг не опускай.
Я так хочу остаться здесь
и пить душистый чай,
Смотреть в окно, когда темно,
тебя рукой обняв.
Пусть не объяв Вселенную,
но теплоту познав.
Сидеть за убранным столом
вдвоём в ночной тиши,
Курить, смеяться, а потом
читать тебе стихи.
А в них всё только о тебе,
лишь о тебе одной.
Так обними меня скорей
и будь сейчас со мной.
Целуй, целуй меня в уста,
испей меня до дна.
И этой ночью в небесах
для нас взойдёт Луна.
Она – попутчица моя,
подруга злых ночей,
Свидетельница неудач
и грех судьбы моей.
И с ней ты этой ночью вдруг,
от ласки рук дрожа,
Забыв пророчества подруг,
прошепчешь, чуть дыша:
«Ты тот, кого ждала я жизнь,
молила у Христа…»
Так сделай этот первый шаг –
целуй меня в уста.
Я мог бы многое сказать,
но ни к чему шум слов.
Всё цепью логики связать
поможет мне любовь.
А то, что я могу любить,
ты помни, не забудь.
Если б я мог не уходить…
Но скоро снова в путь.
9 сентября 1995 года
Залетела бабочка на свет в моё окно.
Эка дело, бабочка… Красное вино
Плещется в стакане – слёзы на крови.
Пьяные желания, трезвые мечты.
Лозунги печальные тушью на стене.
Крыльями красавицы грусть летит ко мне.
Бьётся в сердце пламенем, может быть – сгорит.
Со второго этажа сумасшедший вид:
Грязные строения, асфальт, бетон, стекло.
Слышны песнопения радио хитов.
Бьётся в стенах бабочка. Бьётся боль в душе.
И зачем ты, лапочка, в окно впорхнула мне.
Ты ж погибнешь, милая, в этой суете,
Маленькой могилою – грязью на стекле.
Ночь моя закончится, и погаснет свет,
И когтями алыми тьму порвёт рассвет.
Но вдруг, от света лампочки и моей тоски
Проём оконный бабочка опять смогла найти.
Оттолкнулась трепетно от дыма сигарет.
«Лети, живи и радуйся», - шепну я ей вослед.
А я один допью вино, и лягу спать один.
Сын отца и матери, и Бога грешный сын.
Бабочка. Эх, бабочка – глупые крыла.
Вчера такой же бабочкой моя любовь была.
15 августа 1995 года (5 лет со дня смерти В. Цоя)
В королевстве пьяных мумий,
В царстве отставных шутов –
Звуки флейты, чудо-бубен
И печальный бред стихов.
Здесь живут такие люди,
Что не сыщешь на Земле.
Здесь поломанные судьбы
Из-за рая в шалаше,
Из-за доблести и чести,
Веры, правды, доброты.
Здесь несбыточные мечты
И убитые мечты.
Здесь неправильные ноты,
Не по времени, не в лад.
Здесь не взятые высоты
И не принятые в Ад.
Здесь отверженные Богом.
Хотя Богу дороги.
Здесь пройдённые дороги,
Но всегда на полпути.
Здесь оборванные жизни.
Здесь разбитые сердца.
Здесь раздавленные линзы
От ударов по глазам.
Здесь расстрелянные мысли.
Здесь казнённые мозги.
Петли, тюрьмы, голод, крысы.
И затихшие шаги.
И из хлама тех оваций,
Что придут потом, потом,
Новый житель, улыбаясь,
Здесь себе построит дом.
Королевство пьяных мумий.
Царство отставных шутов.
Звуки флейты, чудо-бубен.
Хаос музыки и слов.
А живут (весной и летом,
Осенью, в разгар зимы)
Здесь умершие поэты,
Музыканты и певцы.
11 мая 1992 года
Лишь ночь, и трубка телефона.
Гудки. Звонок. Её нет дома.
А без неё, как будто кома.
Её забрала ночь с собой.
Один, как месяц за окном.
Какой тут, к чёрту, может, сон.
Душа и сердце в унисон
Мечтают быть лишь с ней одной.
Она ушла давно отсюда,
Придя сюда из неоткуда.
Тепло забыла та посуда,
С которой вместе пили чай.
Ушла, оставив только свечи,
Воспоминанья прошлой встречи,
И звон своей приятной речи,
И то английское «Goodbye».
Звонком кричащим в эту ночь
Тоску прогнать ты хочешь прочь.
Но мать не даст в обиду дочь,
И скажет, что она ушла.
И будут мысли лезть о том,
О ком-то третьем - о другом.
Давиться пробуешь вином,
Переживая – где она?
Ну, а она отдалась сну,
Забыв о том, что на яву,
Про обещанье – позвоню,
И про твою лихую кровь.
Всё помнишь, каждое мгновенье,
В тот майский вечер – воскресенье.
Приятна радость откровенья.
Наверно это есть Любовь.
март 1995 года
Упала ночь на дом пустынный.
И сны тяжёлою лавиной
Накроют этот дом.
А в доме тихо (свет лампадный),
Лишь еле слышный скрип кроватный,
А не прошедший гром.
Тепло дарует одеяло.
Забыв дороги, шум вокзалов,
В родимой стороне,
С тобой, моей домашней кошкой,
Меня обнявшей стройной ножкой.
Я прошепчу тебе:
«Поспи. Устала быть счастливой
С моей, забытой в ссылках, силой,
Восставшей из могил.
Спи, спи. Плечо тебе подушка.
Я расскажу тебе на ушко,
Как без тебя я жил».
Я шёл, лишь движимый тем страхом,
Что, став ненужным тленным прахом
Тебя не отыщу.
Так спи же, милое созданье,
Венец и лоно мирозданья.
А я потом усну.
март 1995 года
Я в мир фантазий погружаюсь.
То улыбаюсь, то кричу,
Легко грешу, и также каюсь,
То зарываюсь, то лечу.
То вижу город с куполами,
В котором я, как царь, живу.
То нищим с грязными ногами
У церкви городской стою,
Прошу на хлеб и бьюсь в припадке,
Изображая дурака…
Но вдруг, я зол, в руках манатки –
Я ухожу наверняка.
И также лёгко возвращаюсь.
То ненавижу, то люблю.
Я в мир фантазий погружаюсь –
Я просто пьян и пьяный сплю.
март 1995 года
Всё то, что в прошлом, бренно, пошло,
Невинно глупо и смешно,
Безмерно тупо… Не трогай трупов,
Ведь всё, что было, то прошло.
Всё то, что было, да, было мило.
Но мило сгнило и ушло.
Халвой манило, забрало силы
Все то, что было, но прошло.
Всё то, что ждётся, авось найдётся.
А, может, канет в канву веков.
Опасно манит мозги на камень
Мечтой костлявой тропою снов.
Всё то, что будет… С кого убудет?!
Ведь все мы люди и ждём чудес.
Кому в пригоршне, кому на блюде,
Перед дорогой на твердь небес.
А что же ныне?! – Лишь глас в пустыне,
Больной и хриплый, но всё ж живой.
Рукою липкой любви улыбку
С собой по жизни в карман пустой.
И будет дальше – по уши в фальши:
Сегодня, завтра, вчера, давно.
Ну, а в финале всех закопают,
Ведь то, что будет, считай, прошло.
* * *
март 1995 года
Снег не бел – пришла весна.
Я один и ты одна,
Но всё можно изменить.
Я приду, лишь позови:
Напиши ли, позвони.
И за всё меня прости.
Друг без друга нам не быть.
Тёплой ночью, ясным днём
Вспомни всё, когда вдвоём
Страсти и любви огнём
Мы делились, как могли.
Ты была моей мечтой.
Для тебя я был святой,
Умный, сильный, озорной…
Но потом вдруг стал вдали.
8 февраля 1995 года
Ты – новый символ мой телесный.
Моя отрада для души.
И мой солдатик неизвестный
Встает на бой из темноты
С твоим горячим белым телом,
Беря с собой все силы тьмы.
Чтоб пламя Ада разгорелось
Кострами Райскими любви.
С вселенской красотой порока,
С манящей силою греха…
Подушка у тебя под боком,
С фигуркой, вышитой, божка.
Нет, не пиная крест, не
зная
Того, что даже может быть –
Тебя в себе я искупаю,
Заставлю даже полюбить
То, что боялась, но хотела,
Чего чуралась, и рвалась.
Сегодня ночью это тело
Сожжёт таинственная страсть.
И власть без срока и предела…
А образа сомкнут глаза.
Ведь не псалмы ты ныне пела,
Когда меня к себе ждала.
А напевала похотливо
Себе под нос не ясно что,
В тонах постельного отлива
Пытаясь угадать пятно.
И я пришёл, порочно-чистый,
Невинно-грязный и … «святой»,
С улыбкой дьявольской, лучистой,
С церковной песней за спиной.
Приятно груб и осязаем
Земной богоподобный лик.
Во мне безумности рождает
Волнение в твоей груди.
И сладострастная истома
Томится в потности одежд.
Сегодня ночью в этом доме
Не обману твоих надежд.
Свершится схватка не на совесть
И не на стыд, а …навсегда.
И твою жизненную повесть
Дополнит новая глава
О том, как утром встала новой,
Изведав и добра, и зла.
Взглянув тайком на лик Христовый,
Мне скажешь: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ».
13-14 марта 1997 года
Чашка кофе, сигарета –
Атрибуты для поэта.
На стене плакат Мадонны,
А не Пушкина портрет.
За окном кабак огнями
Завлекает, тянет, манит.
Но нельзя туда поэту,
Потому что денег нет.
Всё истратил на бумагу
И на бойкую ватагу
Очень близких и не очень,
Да и вовсе не друзей.
Где они сейчас, не знает.
Он работает, кропает.
Донести он хочет слово
До людей страны своей.
А страна ударным маршем
Лес ломает, варит кашу.
Наломала дров уж столько,
Да и каши – захлебнись.
Только есть никто не может.
Нету ртов таких и ложек.
Расхлебать всю эту массу
Нереально в одну жизнь.
Вывод:
Жрать её потомкам,
Чтоб на прошлого обломках
Мир компьютерный воздвигнуть
И к галактикам лететь.
Встретить в них своих собратьев,
С ними водочку лакать чтоб.
Чтобы новую культуру
В массы с космоса пренесть.
Дальше – больше, выше – круче.
(Что мозг выдаёт кипучий)
Ведь с такою «залипухой»
На «измену» можно сесть.
И сидит поэт угрюмый,
Одержим тяжёлой думой.
Вы не думайте, о счастье,
Факт, что это всё не так.
Чашка кофе, сигарета…
Но не чуждо для поэта
Всё людское. Вот бы где-то
Достать денег на кабак.
апрель 1997 года
Я не верю приметам, лишь только тем,
Которые выдумал сам.
Я могу петь про лето, когда дожди
С зимою напополам.
Я могу видеть Солнце, когда Луна.
И Луну, когда её нет.
Я могу на оконце писать слова
Дымом от сигарет.
Я могу улыбаться себе в дыру
Зеркала, поутру.
Я могу просыпаться один в лесу.
И не один могу.
Я могу сделать первой двадцатую ночь,
И не верить, что я таков.
Да из снов выйти в день без зонта под дождь.
И любовью убить любовь.
А на боль наложить три жгута забот
Не составит проблем совсем.
Если вдруг отвечать за семь смертных грехов –
У меня их больше, чем семь.
Если я и боюсь, то лишь только того,
Что уйду, не оставив себя.
Как в земле растворюсь (растворюсь я и так),
Что останется только земля.
Ну, а так, я могу сделать сотни чудес.
И не верить в пророчества лет.
Потому что я в шкуру от беса залез.
Но не бес – фантазёр и поэт.
7 июля 1992 года
В отражении луж я увижу себя.
Я такой же, как я, только чуть искривлён.
И смотрю я туда, как какой-то осёл.
Я иду, наступая себе на лицо.
В голове мокрота, ла-ла-ла, ла-ла-ла…
Ну, а мне наплевать, что промок уже весь.
И не надо зонта мне, не надо тепла.
Раз я вышел под дождь, значит мне надо так.
Мокрый так, как и я, под подошвой асфальт.
А на небе дыра, хлещет как из ведра.
Я хожу просто так и плюю на себя,
Всё равно ведь не видно, ведь дождик пошёл.
В этот день – дребедень, я как пень, мне всё лень.
Я помыться решил под дождём этим днём.
Мне хотелось уйти прочь куда-то туда.
А пришёл я туда, где написано «ДОМ».
Открывается дверь, я входить не хочу.
Было так хорошо мне под летним дождём.
Я монету возьму, в лужу кину, скажу:
Я вернусь, я приду, напишу и спою.
И опять будет всё, так, как было сейчас.
Я увижу себя в отражении луж.
Ты, вода, мне сестра, дождь тебе – верный муж.
Я люблю этот дождь, обожая тебя.
10 июля 1992 года
Ты принадлежишь пустому множеству.
Я принадлежу бесконечности.
Мы как переменные в цифрах тождества.
Нас соединяет знак конечности.
Наша любовь – математика.
Наше счастье запрограммировано.
В теле, венах, жилах электростатика.
Нас характеризует разность сил и Ньютона.
В сумме нам дано произведение,
Возбуждаясь в промежутке возрастания.
Мы – творенья Математического Гения,
Точкой приложения и точкой касания.
Мы сидели долго, считая звёзды,
Ломая фигуры туманного прошлого,
Основополагаясь теоремой Пифагора,
Мы вычли из примера зачатки пошлости.
Дан ответ, найдены корни уравнения –
Ты меня не любишь, я отрицательный.
Слишком мал был коэффициент трения.
Во всём виновата Математика.
июнь 1997 года
«Выбирай –
или с нею, или рай, -
Повторя-
ют небеса. – Давай, играй
Свою роль,
где ты царь, где ты – артист.
Только знай,
без неё ты онанист.
Где твой твист,
где твой бывший
гонор гор?!
По листу,
что крадётся словно вор?!
То ли грусть
и печаль по ней одной?!
Что с тобой,
ты не свой, не наш родной?!»
Мой покой,
я лишён тебя и сна.
По кривой,
до любимого угла.
Как могла
ты одна, всего одна,
Лишь глотком
осушить меня до дна?
«НЕТ» и «ДА» -
между ними я
стою.
Ну, а ты
рубишь древо на корню.
«Я дышу,
и значит, я люблю
Я люблю
и значит, я дышу…» -
Пел поэт,
я сейчас согласен с ним.
Как аскет –
не один, а нелюдим.
Где то всё,
всё, чем раньше был томим?!
Нет, и всё,
лишь туман, обман и дым.
«Ну, Бог с ним,
но, как будет ей
гоним,
Прибежит,
но не выдаётся нимб
Дважды в год,
даже в вечность раз
на раз.
Вместо нас
предпочёл блеск
блудных глаз»,
Небеса,
отпустите меня к ней.
Я цвета-
ми проложу дорогу ей!
«Хорошо,
отпускаем, только знай…»
Что мне знать,
без неё мне рай –
сарай.
27 апреля 1995 года
Дождливый день. Давно весна,
но почему-то нет тепла.
Лишь только дождь и ветер беспризорный.
И серый цвет в рутине дня
мне скажет, что ты ждёшь меня
В своём краю, в том мире иллюзорном,
Во власти грёз, где нету слёз.
В руках моих букет из роз,
А ветер гадкий их сломать мне хочет.
Нет у меня пути назад –
собьюсь, так значит наугад,
Если не днём, то значит этой ночью.
Дойду, доеду, доползу,
руками Землю поверну.
Пусть не смогу, но всё же попытаюсь.
Я доберусь, назло дождю.
Я лишь одну тебя люблю,
И даже в мае я с тобой не маюсь.
Нет, не скажу тебе: «Прости,
ты знаешь, нам не по пути.
К тебе идти – больная паранойя
Через снега, через дожди…».
Нет, я скажу тебе: «Ты жди,
Я заберу когда-нибудь тебя с собою».
Вернусь, взлетев под облака,
душой ранимой дурака
Я проложу дорогу в поднебесье.
Даже тогда, через века,
найду тебя в рутине дня,
И символ «Я» заменит радость – «ВМЕСТЕ».
Мы будем вместе много дней,
а также тысячи ночей.
В жару и зной, а также в снег и вьюгу.
И в этот сумасшедший дождь
я донесу букет из роз,
Шаг совершив, ещё один, друг к другу.
13 июня 1995 года
Убей тоску, убей печаль.
Сегодня не со мной, а жаль.
И вечер вылезет устало
На таз Луны и звёзд эмаль.
Мне очень трудно одному.
Я, как и ты, с ума сойду.
Но всё равно я не забуду
Дорогу в сумрачную даль.
Туда, где ты – одна, как я.
Я больше всех люблю тебя.
И в этом городе безликом
Я помню о тебе всегда.
Ложусь ли спать, берусь писать.
Мечту б разлуке не отдать,
И встретить день с улыбкой странной,
Назло судьбе, тебя любя.
Увидишь ночь, увидишь сны,
В которых я, в которых ты.
И эти сны найдут дорогу
В твои прекрасные мечты.
Я тоже ночью лягу спать
Один на жёсткую кровать,
Поверив в то, что мне приснятся
Твои, родные мне, черты.
Полночный мрак. Да как же так?!
Ведь без тебя я как дурак
Хожу, брожу, курю, мечтаю.
Хотя куренье - это яд.
Я помню всё и то одно,
Что мне с тобою хорошо,
И что дана ты небесами,
Как самый драгоценный клад.
Убей печаль, убей тоску.
Смотри на небо, на Луну.
Ведь эта ночь одна над нами,
Хотя мы в ней по одному.
Едины мы ещё и в том,
Что любим, верим, знаем, ждём.
И будет с нами ночь такая,
Где вместе встанем поутру.
Да не одна, а много лет –
Вдвоём закат, вдвоём рассвет,
Где зайчик солнечный оставит
По стенам свой весёлый след.
Ну, а сейчас – ложимся спать.
Ты не диван, я на кровать.
Сквозь мрак: «Спокойной тебе ночи…»
«Приятных снов», - придёт ответ.
май 1997 года
Как связать строчки в стих,
Написать как триптих
на тетрадном листе
Знаешь ли ты?
Знаю ли я,
то, что нужно мне знать о тебе.
Или лучше не знать,
Чтобы спать,
чтобы ночь на бумагу не рвать,
Криком чтоб не пугать темноты
От мыслей своих.
Знаешь ли ты,
Как среди пустоты и зимы
написать о любви
Песню из снов?!
Знаю ли я,
как оковы разбить вдребезги,*
А из звеньев от этой цепи
Возвести себе кров
На крови.
Знаешь ли ты,
Как связать строчки в стих,
Начертать как триптих на тетрадном листе,
Иль стене?!
Знаю ли я,
Как наш дом запереть на засов
и признаться тебе
В любви?
А тропою волков, как всегда,
никогда не идти.
А следы моих мыслей шальных
Замести и забыть навсегда, чтобы знать, что нет больше пути,
Ведущего в никуда.
* Ударение на букву «и».
8 июня 1997 года
Найти в себе силы – убить командира тоски.
Да вырыть могилу, зарыть в ней прокисшие щи
Лица моего, что скривилось не в лад, невпопад.
Да ад быть не может, где рай, ведь рай вовсе не ад.
Ты рядом со мною. Погода. И птицы поют,
Так знать, не стреляют, и к вечеру нас не убьют.
Бегут неуклюже по лужам вчерашних дождей
Красивые дети. Мы ведь очень любим детей.
Так что же взгрустнулось, осунулись плечи мои.
В твоих глазах холод, как будто нет вовсе любви.
Подлить в огонь масла никчемных и траурных слов
Подкрался неверный советчик, а сам был таков.
Но мне докторов и не надо, я сам излечусь.
Найду в себе силы – убью пулемётчицу Грусть.
Убью командира Тоску, замполита Беда.
Пусть будет под плитами счастья им пухом земля.
Ну вот, уже лучше, улыбка играет у рта.
Твои же глаза и уста – как плод прямо с куста.
Ведь всё неспроста, мы в себе новый стимул нашли.
А дальше вперёд - раз, два, три; раз, два, три;
РАЗ, ДВА, ТРИ!!!
сентябрь 1997 года
Придумать рифму о любви,
Разбиться в кровь о перемены…
Мы были вместе, чёрт возьми.
Теперь мы лишь слова рефрена:
«Была моя ты, я был твой…».
Смешно, противно, грязно, пошло.
Как можно «быть», когда живой.
«Нельзя» лишь заменило «можно».
Прохожим можно и не знать,
С тобою что, и что со мною.
Я ж научился забывать
И просыпаться сам с собою.
Кому всё нужно, бог возьми,
Раз стало дерево поленом.
Хотел сложить песнь о любви.
А вышел бред про перемены.
(Неизвестные факты из жизни Ассоль)
28 октября 1997 года
Ты уже можешь верить мне,
Но не можешь верить в меня.
Я выпал тебе по судьбе,
Но могу не любить тебя.
Я могу тебя обнимать.
Но знай – душу мне не вверяй.
Я могу тебя потерять
На опасной дороге в рай.
Я могу через край стакан
Выпить и сказать: «Это бог».
Потому что уже я пьян
И кого-то уже не смог.
А налог на любовь один –
Где кретин, там разлуки боль.
Я сегодня твой господин.
Ты же думаешь: «Я Ассоль,
Я дождалась свои паруса…»
Но на них только чёрный флаг.
У пирата любви глаза,
Что внушают красивый страх.
Мой бриг разбомбит берега,
А корсаж твой на абордаж.
Ты станешь как Баба Яга,
Когда всю мне себя отдашь.
А потом, отойдя от ран,
И поняв, до чего я плох,
Грэю полный нальешь стакан,
Попросишь сказать: «Это бог».
28 октября 1994 года
Не плачь.
В лапах тяжкого дня,
Ночи тёмной в объятьях не плачь.
Не плачь,
Даже если слеза
Просит волю ей дать. Не плачь.
Пусть глумится судьба
И пусть бьёт плетью всех неудач –
Не плач.
Пусть не видит твоих слёз никто,
Никогда.
Если вдруг,
Станет всё же невмочь, хоть кричи.
Доберись до меня, разыщи.
И поплачь
Мне, в слезами омытую грудь.
Я убью твою слабость и грусть.
Не взорвусь,
И скажу тебе тихо: «Не плачь»,
И к вопросам ответы найду.
Пойму…
Ты же знаешь меня, всё пойму.
Приласкаю тебя, обниму.
Прошепчу,
Утирая слезу со щеки,
Прогоняя остатки тоски,
Что так сильно тебя я люблю.
Не плачь.
июнь 1997 года
Опять увидел я тебя,
что могу тебе сказать? –
Ты стар не по годам,
хотя и не стукнуло и 25-ть.
Ты стар душой, а телом? -
а тело просит ласк.
Печаль застыла в глубине
мутно-зелёных глаз.
И бороздят морщины лоб
вдоль и поперёк.
А руки в дрожь вгоняет ночь
и судьбоносный рок.
Ну, что ты смотришь на меня,
а может, я смотрю.
С мутно-зелёными глазами
перед тобой стою.
24 ноября 1994 года
От любви, да по дому тоски
избавляют лишь сны.
И они, вроде бы и легки,
но тревожны и злы.
В них неясность значенья и боль,
в них я сам не в себе –
То ли дома, то ли еду домой,
То ли сам, то ли рядом с тобой,
То стою, то бегу как шальной
К тебе.
И смеётся злодейка Луна,
посылая меня в никуда.
Вроде бы и пришёл, но уже –
нет здесь больше меня.
Хотел дома побыть, так изволь;
и продравши глаза ото сна –
Вроде был, но я не был с тобой.
Лишь тюремно-больничный покой
И утра подневольная боль
Без тебя.
От печали, да ранних морщин
резанёт по глазам едкий дым,
Прибавляя морщин,
улетает желание с ним.
И забывшись, уже не во сне,
пальцы вновь в забытье обожгу –
Вроде был на родной стороне.
Хотя лишь потерялся в себе.
И опять лишь к тебе и к тебе
Спешу.
От любви, да по дому тоски
не избавят ни водка, ни сны.
Лишь притупят ту боль,
мозг пуская в другие миры.
Даже дым от моих сигарет,
нет, не сможет желанье убить.
Это лишь одиночества бред
И влиянье потерянных лет,
И когда тебя радости нет
Любить.
24 декабря 1995 года
А как же люди расстаются?
Сначала любятся, смеются,
Целуются и ждут свиданий.
От мимолётных расставаний
Грустят и с трепетом ждут встречи.
Где губы, руки, ноги, плечи,
Где взгляды, жесты и ужимки,
Различные напитки и пластинки.
Ботинки выучат дорогу
К домам любимых словно к Богу.
Да хоть и к Чёрту. Не воротишь,
Раз очень любишь, раз очень хочешь
Увидеть милое созданье –
Венец своих больных терзаний,
Предмет для рук и заключений,
Игры ума, стихотворений.
Потомки Евы и Адама –
Червовый туз с червовой дамой.
По картам масть – сердечный приступ,
Заветный локон, желанный выступ,
Ложбинки, впадины, равнины.
Порочны, равно – как невинны.
Счастливые. Но в то же время
Поставил Чёрный Рыцарь ногу в стремя.
А конь его ретив и беспощаден.
В его копытах рай и адский пламень.
В его копытах смерть и пораженья.
От Страшного Суда до Воскресенья.
О, Чёрный Рыцарь – первый враг Амура.
А что Любовь – она всего лишь дура.
Она ведь женщина – слаба и легковерна.
К тому же и слепа ещё, наверно.
И гибнет под копытами, страдая,
Униженная, пьяная, нагая.
С воспоминаньями про радужные встречи,
Где губы, руки, ноги, взгляды, плечи.
А где же те, любившие когда-то
Иль сами по себе, иль в узах брака,
Мечтающие, жаждущие сказки –
Пустые лица, драматические маски.
Вози салазки – раз кататься хочешь.
Ушедшее когда-то, не воротишь.
Так как вернуть нельзя обратно было
Узнавших ласку и дорогу к милым.
Расклад печален, да и «в гору» много.
Назад дорога не по-божески убога.
Пусть даже не враги, но как ни странно
Они уже крестовый туз с пиковой дамой.
Точная дата неизвестна (Период 1995-1999)
О странностях судьбы подумав как-то,
Стать странно может только от того –
Бесповоротность – чёрная воронка,
Как воронёной стали чёрное дуло.
Подуло. Ветер. И с зимою споря,
Я ухожу оттуда, где бы я
Остался б, но на это надо чудо.
А чудеса оставили меня.
Остался бы, а оставляю память.
Осталась ты бы, а останется печаль.
Теченье времени – пространственная дыба.
И расстоянья срубят голову с плеча.
Не сгоряча, исподтишка, коварно
Мне даст пинка разлучница судьба.
Взойдёт Луна в далёком Ярославле.
И в Алексеевке тогда взойдёт Луна.
Один, одна – идиллия нелепа,
Как сизый пепел на звереющем ветру.
Не по нутру. И остаётся лето
Ждать-подождать, чтоб продолжать игру.
Как пешкам во гроссмейстерском азарте
Придётся сгинуть, иль попасть в цейтнот.
И между точек двух моей настенной карты
Проляжет путь по рельсам строк и шпалам нот.
О странностях судьбы подумав сдуру,
Включая «дуру» хочется забыть
Час расставания – простую процедуру,
С которой тоже надо как-то жить.
Кого винить? А некого, всё славно.
Пойдёт всё плавно, впрочем, как всегда.
Взойдёт Луна в далёком Ярославле.
И в Алексеевке опять взойдёт Луна.
Через неё я буду слать приветы.
И этот жёлтый глаз не бросит нас.
Зима. Да тут осталось-то до лета!
Четыре с половиной, три, два раз.
Отсчёт пошёл…
17 марта 1996 года
Когда мы с тобою встретимся снова,
Мы будем вдвоём и не будет другого,
Того, что в глаз перцем, на рваную солью;
Того, что положит цветы к изголовью;
Того, что зовётся «открытым вопросом»;
Того, что потушит мою папиросу;
Того, что запустит в твой дом лютый холод;
Того, что мне скажет, что я слишком молод.
Не будет того, что зовётся разлукой;
Того, что тебя обзовёт мерзко «сукой»;
Того, что подкинет нам в чай гуталина;
Того, что способно выстрелить в спину.
Мы будем вдвоём, и с нами прибудет
То солнце, которое утром разбудит;
Те песни, которые пишутся в марте;
И то, что даёт нам фору на старте;
То, что веселится, искрится, играет;
И то, что, рождаясь, не умирает;
Всё то, что тебя заставляет смеяться.
И чтоб это было – мы будем стараться.
Мы будем стремиться друг другу навстречу.
Эй, голову выше, развёрнутей плечи.
Мы будем вдвоём, возможно, случайно.
Но это же сказочно-необычайно!
В бескрайних просторах, воспетых поэтом,
Нам даже зима покажется летом.
А эта весна нас осыплет цветами.
А коль не осыплет – осыплемся сами.
Мы – сильные духом, мы – молоды телом.
Мы даже б смотрелись я в чёрном, ты в белом.
Шучу я, конечно, не очень удачно.
Но мы будем вдвоём. А что это значит?!
А значит лишь то, что нам надо немного:
Одну на двоих небольшую дорогу;
Одно на двоих состоянье покоя,
Но только не то, что зовётся хандрою.
Пусть будет всё так, и не будет иначе.
А нашу судьбу – эту старую клячу,
Заставим скакать молодой кобылицей.
Нам встретиться только бы, и не ошибиться.
13 декабря 1995 года
Я могу полюбить тебя прежней,
А сегодняшней не могу.
С фотографии давней взгляд нежный
Я в душе у себя сберегу.
Где те губы – очерченный контур
И размах юных глупых ресниц.
Где ты та, чьё держу сейчас фото,
Среди сотен известных мне лиц.
Где ты та, та, не знавшая горя,
И смотрящая призрачно в даль.
Ты любила холодное море
И в печали не знала печаль.
Северянка моя, камчадалка,
Хотя вовсе и не моя.
Ты поэту приманка – обманка,
Залетевшая в наши края.
Вновь смотрю на истрепанный снимок.
Положу и опять посмотрю.
Среди тысяч чудесных картинок
Нынче эту всех больше люблю.
Есть желанье порвать и напиться
И забыть словно водочный сон –
Губы, волосы, носик, ресницы.
Но опять ставлю сердце на кон.
Вновь играю и правил не зная,
Разбиваюсь в сумятице дней.
Но другая, другая ты, зая.
Ты со мной. Но ты будешь моей?
Я могу полюбить тебя прежней.
А сегодняшней?... Вру я всё, вру!!!
С фотографии давней взгляд нежный
Ради нас тебе снова верну
25 марта 1992 года-13 июня 199(?) года
Как был короток путь, что прошли мы с тобой
По кривой, убегающей вниз.
Мне казалось тогда, это всё пофигизм.
А так уходила любовь.
Большая, больная любовь.
Вот собаку свою ты выводишь гулять.
А меня оставляешь с собой.
Порознь мы, но не мы виноваты с тобой.
Во всём виновата лишь мать.
Твоя очень строгая мать.
Пусть растили тебя как в тепличном саду.
Я взрастал же как в поле трава.
Ты и я, да, мы разные, но полюса –
Плюс на минус, и минус на плюс.
Тянутся минус на плюс.
Мне опять остаётся любить и страдать
И завидовать доли собак.
Да, мы знаем, что всё это как-то не так.
Но во всём виновата мать.
Твоя столь жестокая мать.
Повстречал не моя я тебя на беду.
Полюбила меня ты, а зря.
Лишь в мечтах и во снах наши вместе сердца.
А не деле и наяву –
Ты там, на другом берегу.
Ей-то что, меньше знать и спокойнее спать.
Только мало ли что говорят
Про меня. Я надёжней чем русский солдат.
Только знает ли это мать.
Твоя так трусливая мать.
Точная дата неизвестна (Период 1993-1994)
Я тебе посвятил бы поэму.
А написал лишь стихи.
Неверна твоя теорема
О неразделённой любви.
Ты ищешь чего-то большого
В словах недалёких глупцов.
За это пройти ты готова
Водоворот кабаков.
Стоишь с затуманенным взглядом,
Дымит сигарета в руке.
Тебе ведь не этого надо.
Но тобою довольны, вполне.
Довольны, но ты недовольна.
Змея пожирает свой хвост –
Похмелье и снова застолье,
И в детство сожжён уже мост.
Твой друг настоящий – подушка.
Ты плачешь, не зная о том:
Судьбою взята ты на мушку
Орудием с винным дулом.
Хотела жить вольно, красиво.
Осталась в итоге в грязи.
С утренней мыслью про пиво
И болью в помятой груди.
Но всё же есть шанс на спасенье,
Раз в сердце таится мечта.
Дай Бог тебе просто везенья,
А также обычного сна.
Какая печальная тема,
Сюжет, к сожаленью, простой:
Я тебе посвятил бы поэму –
Если ты бы осталась со мной.
Автор А. А. Капля (Кэп) ;
обработка В. Е. Куделин
* *
*
Вы вошли, улыбнулись, присели
Осторожно на краешек стула.
Опустили свой взгляд и запели,
И болонка под креслом уснула.
В Вашем голосе слышалось лето,
Вдохновенье уставшего мира.
Мне казалось, что всё уже спето –
Но звучала прекрасная Лира.
Вы мне пели о реках хрустальных,
О цветах и блаженстве рассвета.
Что-то было во взглядах печальных.
Что-то вспыхнуло в сердце поэта.
Я вас обнял за хрупкие плечи,
Да за ушко легонько Вас цапнул.
Я повёл о Вас хрупкие речи
И бретельку стянул аккуратно.
Алы губы, раскрывшись, позвали –
Словно ветер весны вздох блаженный.
Потеряли контроль и сказали:
«Я хочу Вас, о, мой несравненный!»
7 мая 1995 года
В кирпичной стене кремлёвских ворот
Схоронен был тот, кем правил сам дьявол –
Штабной политрук, погибший от рук
Владельца креста и его санитаров.
Он был на войне, он был и в плену,
Он был и в дыму от кубинской сигары.
И там, где он был, он имел правоту.
Пока не скрутили его санитары.
Карали крестом, терзали огнём,
Германским орлом и звездой Вифлеема.
Он был тут и там, друзьям и врагам
Вставлял пару строк на кровавые темы.
Внимали ему, любили его,
Убили его, чтобы смог он подняться.
Не будет и не было с ним ничего –
Антихриста дети смертей не бояться.
Он шёл по телам, опять тут и там:
Афган и Вьетнам, Иран и Камбоджа.
Лил кровь по полям и тащил смуту в храм,
Которую нёс в портупее дорожной.
В священных камнях китайской стены,
В монгольской степи и в тиши пирамиды
Схоронены те, кто в разрухе войны
Несёт в себе слово пирровой
победы.
9 октября 1992 года
Я не могу красиво говорить.
Я не могу и пары слов связать,
Когда её мне хочется ласкать,
Когда её мне хочется любить.
Мои слова – набор бессвязных слов.
Мою любовь в словах не измеряют.
Но если вдруг любить мне обещают –
Тогда беру основу всех основ.
Я напишу ей о своей любви!
Она узнает много в этих строчках.
А в них я весь, всё до последней точки
Вложу в бумагу и размах руки.
Так получилось, я в словах не смел.
Но дан мне дар – писать почти красиво.
Чтоб та, что чтёт, всегда меня любила.
Чтоб с ней мы были как доска и мел.
Я не всегда пишу слова в стихах,
Могу и в прозе о любви поведать.
И для неё не будет это бредом.
Я на бумаге знаю толк в словах.
Я не могу красиво говорить.
Но я учусь искусству разговора.
Чтоб с ней вдвоём вначале было слово,
Когда её мне хочется любить.
февраль 2004 года
Остались вы навечно молодыми…
15 лет уж кануло с тех пор.
Песками неприветливо-чужими
Был вынесен печальный приговор.
И гонору в вас не было нисколько,
Простые парни – земляки мои.
Лишь сделались героями… и только.
Те пацаны, что не пришли с войны.
И сны о днях тех так тревожат душу
К тем, кто вернулся, рвутся по ночам
И смотрят горы на пылающую сушу,
И звук «вертушки» словно слава небесам.
А бесам трусости, предательства, безволья
Подвержен не был там никто из вас
И разольют за это парни на застолье
И помянут тех, кто отдал себя… Сейчас
Уж по другому всё, и всё вокруг другое
Афган другой и принял он других солдат.
Но всё ж неплохо, что на это поле боя
Не посылают больше «нашенских» ребят
Пусть говорят, что было всё ошибкой.
Пусть говорят, но помним имена.
Вас помнят матери по ласковым улыбкам
О вас стране расскажут ордена.
Остались вы навечно молодыми…
15 лет уж кануло с тех пор.
Песками неприветливо-чужими
Был вынесен печальный приговор.
7-8 сентября 2004 года
Не выразить словами этой боли,
Бесчеловечности всего не охватить.
Какому богу надо было столько крови?
Кому людьми так не хотелось быть?!!
Убить детей – опасная работа.
В руках урода вряд ли дрогнул автомат.
Рвут стены школы болью пулемёты
Под рык фанатиков и вовсе не солдат.
Командный мат, войска спецназа, взрывы…
И разве может это быть джихад,
Когда растут на кладбище могилы
Девчушек маленьких и маленьких ребят?
И кто-то рад подобному раскладу,
Он ищет клады в горе матерей.
Какому гаду это было надо?!!!
Кокой же бог теперь на службе у чертей?
Но скорбных дней печальное теченье
Не разобщит нас, оно сблизит нас.
Не стать пред гидрой терроризма на колени –
А победить её лишь гневом наших глаз.
